воскресенье, 25 мая 2014 г.

Пешкоедство: взгляд на аннексию Крыма глазами шахматиста



Все ошибки стоят на доске, и ждут, чтобы их совершили.
Савелий Тартаковер1


Политику часто сравнивают с шахматной игрой. Часто такие сравнения делаются, когда тому или иному политическому деятелю удается провести неожиданную и выгодную комбинацию. Например можно внезапным союзом обеспечить себе решающее преимущество на выборах - таким неожиданным объединением с генералом Лебедем Борис Ельцин обеспечил себе победу в 1996 году. Или можно провести выгодную военную операцию, ухватившись за неосторожно предоставленный повод - последнее мы недавно видели в военной операции России против Грузии, когда политическая ошибка грузинского руководства дала возможность России провести подготовленную операцию по отторжению от Грузии Южной Осетии и Абхазии.


Однако комбинационность - это сходство частное и поверхностное, на деле шахматы имеют с политикой гораздо больше параллелей. В самом деле, в шахматах постоянно говорят об оценке позиции, о маневрировании, об учете собственных слабостей и возможностей противника, то есть о вещах, которые являются повседневностью и в политике. К сожалению, об этом мало что известно людям, в шахматы не играющим - а вместе с этим остается неучтенной и большая часть шахматной мудрости, накопленной поколениями шахматистов.


Чем шахматы от политики отличаются, так это тем, что в них накоплен большой культурный слой, позволяющий весьма эффективно обучать шахматной игре. Речь не идет о специальной подготовке - например дебютной. Как раз такие книжные знания будущие политики наверняка получают в учебных заведениях. Но как механическое разучивание дебютов не дает шахматисту глубокого понимания игры, так и стандартная подготовка, которую получают политики (даже когда они ее получают), не дает им понимания того, как же нужно играть - и как играть не нужно. В результате зачастую складывается впечатление, что действующие политики оказываются незнакомы с азбучными истинами политической игры, аналоги которых в шахматах знает любой перворазрядник.


Примером такой азбучной истины - или скорее детской болезни - является синдром, называемый в шахматах “пешкоедством”. Игроки среднего уровня часто поражаются этим недугом. Проявляется он в том, что за доской игрок начинает гоняться за выигрышем отдельных пешек, и никогда не проходит мимо возможности заграбастать какой-нибудь материал. Проблемой этого является, разумеется, то, что выигрывая пешку или две, игрок теряет время и настолько портит свою позицию, что лишний материал уже не может обеспечить ему не только преимущества, но даже равенства, и в конце концов, тем или иным путем он проигрывает партию.


Поэтому умелые шахматисты никогда не прельщаются выигрышем материала, если это идет во вред их позиции. Настоящие мастера иногда даже жертвуют материал ради позиции - так особенно любил играть Тигран Петросян - и в 60-х годах ходила шутка, что легче выиграть чемпионат СССР, чем выиграть партию у “железного Тиграна”2.


Однако вся эта житейская мудрость была и остается уделом шахмат. Политики, похоже, находятся в счастливом неведении о подобных принципах, которые могут стеснить их творчество. Ничем иным нельзя объяснить историю с российской аннексией Крыма, потому что это классический пример детской болезни пешкоедства.


Давайте разберемся, насколько выгодной или невыгодной для России может быть эта операция.


Факта “выигрыша материала” отрицать нельзя: у России стало больше земли, больше людей, появились удобные базы для Черноморского флота. Правда уже насчет последнего возникают сомнения: со стратегической точки зрения иметь далеко выдвинутую базу флота - да еще и отрезанную от сухопутного сообщения с тылом - идея сомнительная. Не знаю, что говорит по этому вопросу военная наука, но исходя из уроков истории, это просто безрассудно. Вот некоторые примеры: Порт-Артур в 1904 году, Таллин в 1941, Сингапур в 1942, Рабаул в 1943-44: все эти мощные военно-морские базы были блокированы с суши и с воздуха, флот в них был заперт, и их военное значение было сведено к нулю. Да и в последней войне флот был вынужден уходить из Севастополя в Новороссийск и Сухуми, а его роль в действиях на Черном море практически ограничилась снабжением войск, запертых в Крыму, серьезных военных действий на Черном море не велось.


Поэтому военное значение приобретения Крыма представляется мне спорным. Конечно можно сказать, что войны стали другими, что сухопутного вторжения сейчас ожидать нельзя, но знаете - в Сингапуре его тоже не ожидали, не ожидали настолько, что все его укрепления были обращены в сторону моря, а японцы подошли к нему с суши, со стороны, с которой он был полностью открыт. Был большой конфуз.


Кроме военного плацдарма Россия также приобрела около 28,000 кв. километров территории (примерно 1/640 часть уже имеющейся) и 2,4 миллиона новых граждан (1/60 населения России). Даже при том, что территория территории рознь, и Крым нельзя сравнивать, скажем, с Новой Землей, приобретения все же выглядят весьма скромно.


Теперь нужно понять, какую цену пришлось и еще придется за это заплатить. Здесь не идет речь о санкциях, принятых международным сообществом - пока они существуют скорее как предупреждение. Но пусть нас это не обманывает - за пешкоедство приходится в первую очередь платить ухудшением позиции, и в этой части можно сразу указать на очевидные потери.


С военной точки зрения: Финляндия и Прибалтика сразу попросились в НАТО. Не приходится сомневаться, что в ближайшее время их туда примут. Мы недавно беспокоились по поводу американских ракет-перехватчиков в Польше? Скоро будем беспокоиться о них в Латвии и Эстонии. Их присутствие там уменьшит эффективность главного военного козыря России - стратегических ракетных войск, и военное значение Черноморского флота (силы явно регионального, а не стратегического значения) не идет с этим ни в какое сравнение.


С экономической точки зрения: Европа всерьез задумалась о необходимости отказываться от российских энергоносителей (газа), которые являются единственной серьезной статьей экспорта. Наши правительственные аналитики наперебой утверждают, что это не опасно, так как сделать этого Европа не может. Да, она не может сделать этого прямо сейчас, но если она сейчас начнет, то лет через 10 результаты будут. За счет чего? Например за счет развития газовой отрасли в США, которому Россия, таким образом, даст серьезный толчок. До сих пор разрабатывать американский газ было недостаточно выгодно в свете его стабильных поставок из России, но если на передний план выйдут соображения не экономические, а политические, то все может измениться. Например, правительство США может выдать газовым компаниям заем под низкие проценты на разработку месторождений, или обеспечить им налоговые льготы. Этого вполне может быть достаточно, чтобы американский газ сравнялся по цене с российским. В этом случае Европе даже не придется отказываться от российского газа - она просто не будет покупать его по предлагаемой цене, и России придется цену снизить, что немедленно скажется на российском бюджете.


Сейчас Россия пытается защититься от этой угрозы, заключая договора о поставках газа в Китай - по самой льготной цене. (Кто бы мог подумать, что от аннексии Крыма выиграют китайцы!) Но это только больше расшатывает позицию России в части формирования цены на газ. Безусловно, Китай будет покупать российский газ на предложенных условиях - это очень выгодно. Но сам факт наличия такого контракта позволит Китаю надавить на других поставщиков газа и вынудить их снизить цены, а когда это произойдет, Китай обернется к России и спросит - а почему, собственно, у вас так дорого? Ну а дальнейшее снижение цены на газ для Китая будет означать для России проигрыш партии: элементарное разорение.


У китайского контракта есть еще один изъян, скрытый, но весьма существенный. Дело в том, что инфраструктуры, позволяющей поставлять газ в Китай, пока просто нет - значит ее придется строить. Казалось бы - это выгодно, потому что это создаст рабочие места и повысит внутренний спрос на промышленную продукцию. Это верно, но оборотной стороной этого является повышение цен на эту продукцию и приток человеческих ресурсов в соответствующие отрасли. Это идет вразрез с идеей модернизации экономики России, в необходимости которой сейчас не сомневается никто - даже нынешнее правительство, далекое от идей либерализма, официально заявляет это своей целью. Ведь бизнес не мыслит национальными интересами - он мыслит в терминах прогнозируемой прибыли. Если в ближайшей перспективе выгоднее будет заниматься поставкой, например, металла для производства труб, то именно металлом бизнес и будет заниматься. Ничем другим он заниматься не будет, сколько бы правительство ни призывало к иному. Да и правительство, наверное, не будет сильно настаивать на модернизации: до нее ли, когда нужно срочно поставлять газ в Китай.


Иначе говоря, подписав газовый договор с Китаем, правительство создало новый и существенный рынок для экономики нынешнего образца - сырьевой экономики. Все ресурсы бизнеса - а они в России отнюдь не бесконечны - будут пущены на освоение этого рынка. Только отдельные энтузиасты продолжат заниматься чем-то высокотехнологичным, да и им будет сложно конкурировать с существующей экономикой - например на рынке труда. В результате этого через 10 лет окажется, что газ в Китай благополучно поступает, Китай мягко, но очень настойчиво просит за него скидочку, с другой стороны на цену газа давит Европа, выходящая из газовой зависимости от России, а в самой России кроме добычи газа ничего делать не умеют.


Вот к какой позиции может придти партия, в которой мы только что выиграли пешку Крым. Если оценить ее в шахматных терминах, то вывод будет неутешителен: у России проигранная позиция.


В шахматах иногда спасаются даже проигранные позиции - в случае, если соперник играет нерешительно. Казалось бы, можно надеяться на это, если больше не на что: безусловно наши демократические противники, особенно европейские, обычно играют довольно вяло и ничейный исход их обычно устраивает. Но взяв пешку Крым, Россия создала для всей Европы явные угрозы - угрозы того, что на этом она не остановится. Тут уже на той стороне доски задумаются о том, как погасить эту опасную инициативу, и это заставит всю Европу прислушаться к планам игры, предлагаемым США. Если до Крыма Европа позволяла себе иметь собственное мнение в политических вопросах, то после Крыма ничего подобного уже не будет. Россия уже не сможет строить какие-то особые отношения с Германией, например, и игра наших политических противников станет куда более цельной, стройной и энергичной. Таким образом, и с политической точки зрения аннексию Крыма нельзя считать ничем, кроме грубой ошибки.


Возможно правительству России стоит попросить кого-либо из наших многочисленных гроссмейстеров проконсультировать его по вопросам того, как нужно играть в шахматы. Очень возможно, что это поможет избежать глупостей в политической игре.


1 Польский гроссмейстер начала XX века.

2 Будучи 60-х годах чемпионом мира, Петросян не участвовал в чемпионатах страны.

среда, 7 мая 2014 г.

Двойная рецессия в политике


“Если вам кажется, что ситуация улучшается -
значит вы чего-то не заметили.”

Закон Мерфи

Двойная рецессия в экономике - это особый вид экономического кризиса, график которого принимает форму латинской буквы W. График может отражать любую экономическую характеристику или совокупность характеристик - например, уровень безработицы, или уровень деловой активности, или просто индекс фондового рынка. Важна не характеристика, а форма, которую принимает график: сначала индекс идет вниз и упирается в “дно”, от которого отражается и идет вверх. Создается иллюзия выхода из кризиса, всем наблюдателям кажется, что рецессия прекращается, и можно ожидать экономического восстановления. Некоторое время это впечатление держится, график идет вверх, но через непродолжительное время переламывается, и снова падает “на дно” - а иногда и ниже. Это и есть двойная рецессия - ночной кошмар всех политиков и экономистов - иллюзия выздоровления, за которой следует новая волна кризиса.

Двойная рецессия - это термин чисто экономический, потому что именно в экономике этот феномен был замечен и описан. Но это не значит, что этот же самый эффект не существует в других областях жизни - например, в политике, тем более, что политика с экономикой связаны тесно.

Именно аналогия с двойной рецессией приходит на ум при взгляде на нынешнее состояние российского общества, российской власти и недавней российской истории (понимая под этим историю Советского Союза). Советский Союз рухнул в результате экономической катастрофы, обусловленной неэффективностью экономики и стагнацией общественной жизни. Изменения, которые произошли после этого в стране, казалось, полностью изменили вектор движения и российского общества, и российской экономики, так что распад Советского Союза (по сути - последнего образца Российской Империи), стал казаться событием одномоментным: был Советский Союз - не стало Советского Союза, и обновленная Россия, выйдя из экономического и политического кризиса, вошла в новую жизнь.

Но последние события в обществе и на международной арене (кризис на Украине, аннексия Крыма, волна антилиберальных законов в России), заставляют задуматься о том, что мы чего-то не заметили. Точно ли ситуация улучшилась, или нам это просто показалось? Точно ли Россия обновилась после падения Советского Союза? Или Россия осталась прежней - со всеми присущими Советскому Союзу особенностями - и только обстоятельства поменялись, обусловив какие-то временные изменения внутри страны и общества?

Ведь эффект двойной рецессии объясняется просто: он возникает оттого, что первый этап падения не вызывает в экономике - или обществе - достаточных структурных перемен, чтобы эта экономика, или это общество начали жить по-новому, избавившись от причин, которые привели к краху. Процесс падения замедляется, и даже обращается вспять, благодаря частичным переменам, или под воздействием внешних факторов, и сторонним наблюдателям кажется, что кризис остался позади. Но они не замечают некоторых важных деталей. Часто их бывает трудно заметить или осознать, потому что важность тех или иных обстоятельств редко бывает ясна заранее. В политике же серьезное значение имеет также временной фактор: события разворачиваются в таком масштабе времени, что наблюдать их с точки зрения человека, и его короткой (по меркам истории) жизни бывает непросто.

Предсказать двойную рецессию мало кому удается даже в экономике - но в экономике жизнь научила людей ожидать ее появления. В политике об этом практически никто не задумывается, в том числе потому, что редкие политики остаются действующими на протяжении времени достаточного, чтобы задуматься об этом. Но и в политике такие предвидения иногда случаются.

Самый яркий - и одновременно самый страшный - пример, который приходит мне на ум, связан с именем Ханса фон Секта, начальника Германского Генерального Штаба в 1919-1926 гг. Фон Сект руководил реорганизацией германской армии после поражения в Первой Мировой войне, он заложил основы Рейхсвера, и построил une Grande Armee en miniature - “Великую Армию1 в миниатюре” (по Версальскому договору, максимальный размер армии Германии был установлен в 100,000 человек).

Фон Сект не был действующим политиком, но постоянно, и на протяжении долгого времени соприкасаясь с политикой, он имел возможность осмыслить происходящее так, как политическим деятелям это в голову не приходило. В результате этого еще в 1917 г. фон Сект предвидел2, что Первая Мировая война станет только первым этапом мирового конфликта, и что вслед за передышкой, которой стал Версальский договор, последует новая - решающая - фаза конфликта. К ней он и готовил новую германскую армию - и наша страна смогла почувствовать на себе, насколько он в этом преуспел.

Неизвестно точно, на основании чего фон Сект делал свои выводы о будущем, но оглядываясь назад, мы можем сказать что во-первых, он был абсолютно прав. Но нам легко говорить об этом, оглядываясь назад, а вот поверил ли бы ему кто-то из политиков того времени? Да и кто из действующих политиков 1917 года дожил (в политическом смысле) до 1939? Только Черчилль, наверное.

Во-вторых, сейчас мы видим, что Первая Мировая война действительно не изменила в Германии некоторых фундаментальных вещей, а они во многом обусловили дальнейшие события. Достаточно указать несколько важных деталей: Первая Мировая война не явилась концом прусского милитаризма. Как до, так и после нее, военные существовали в Германии как особая каста, узко- и высокопрофессиональная - инструмент государственной власти, не вовлеченный в политику. Как до, так и после войны, общество в Германии было политически инертным, склонным следовать за единым руководителем, куда бы он ни вел - это было естественным наследием кайзеровской Германии. Либерализм и политическое многообразие быстро потеряли популярность в обществе под влиянием экономического кризиса 20-х гг. Это состояние общества быстро привело к появлению фюрера, который сполна воспользовался профессиональными военными, и Германия пережила “вторую волну кризиса”, ее “политическая рецессия” превратилась в “двойную политическую рецессию”. По-настоящему Германия избавилась от рецидивов своих общественных проблем только тогда, когда оккупационные режимы стран-победительниц перестроили все ее общество, практически запретив в Германии военное дело, отторгнув от Германии Восточную Пруссию (Черчилль считал ее “колыбелью германского милитаризма”), и построив в Германии (в ФРГ) политическую систему, по образу и подобию западных демократий. Иначе говоря, выход из кризиса оказался болезненным и обошелся весьма дорого.

И вот сейчас, наблюдая за откровенно реакционными тенденциями в российском обществе и российской политике, я не могу не спросить себя - а не стоим ли мы на пороге второго витка распада Советского Союза и Российской Империи? Один раз мы уже “достигли дна” в процессе государственной дезинтеграции - в 1991 году. С тех пор как будто начался процесс обновления России и выхода ее из кризиса - и экономического, и общественного, но возврат к откровенно империалистической политике (захват Крыма, явные посягательства на другие области Украины), реакционная внутренняя политика и - что очень важно - политическая инертность российского общества, попустительствующая любым выходкам власти, заставляют задуматься о том, не было ли это обновление только передышкой, вроде Версальского договора для Германии? Если так, то Россия сейчас стоит на грани срыва в новую политическую, экономическую, и государственную рецессию.

Что будет означать такая рецессия для России? Невозможно предвидеть конкретные сценарии развития событий, но вот конечные результаты вполне предсказуемы. Политическая рецессия будет означать крайнее ограничение политической и экономической свободы россиян: введение цензуры интернета, запрет на выезд за рубеж, отказ от свободной конвертируемости валюты. Экономическая рецессия выльется, в первую очередь, в отсутствие денег и возможности их заработать. Упавший потребительский спрос через некоторое время приведет к остановке импорта и собственного производства, и экономический кризис перейдет в государственный. Какие именно он примет формы - мне даже не хочется думать, но если из него удастся выйти по сценарию 1991 года (например с возвращением Крыма Украине, отделением Кавказа и т.д.) - это будет не самый плохой вариант.

Скажете - этого не может быть? А думаете немцы в 1933, к примеру, могли представить, что через 12 лет Восточная Пруссия станет частью Советского Союза? Что Кенигсберг будет называться Калининградом, а Тильзит - Советском? Что Германия будет поделена на две части, которые будут враждовать друг с другом, а Берлин будет разделен пополам бетонной стеной? Никто в Германии не поверил бы в это в 1933 году. Войны тогда не планировалось, Германия только начинала поход за “возвратом территорий”, и даже компартия еще не была запрещена. Никто не знал и не думал, что страна уже стоит на краю второго витка государственной рецессии.

За то время, что прошло с 1933 года, мир пережил немало экономических “двойных рецессий”, но совсем немного политических. Поэтому в политике и общественной жизни пока не сформировалось рефлекса следить за тем, чтобы простой кризис не превратился в двойной. Такая привычка пока есть только в экономике. Надо думать, что рано или поздно привычка следить за этим явлением в политике тоже появится, но очень не хотелось бы, чтобы она сформировалась на отрицательном примере России. И если мы не хотим этого, нам необходимо искоренить в себе, в нашем обществе, рецидивы проблем, которые погубили Советский Союз: политическую инертность, стремление к построению империи и безоглядному захвату территорий, автократичность власти. Эти пороки будут разрушать Россию пока она от них не избавится, и вопрос только в том, как произойдет это избавление. Сейчас мы еще можем сделать это своими силами. А если не сделаем - история сделает это сама, как сделала с Германией, ну а нам останется только выживать под ее колесами.

1 “Великой армией” называлась армия Наполеона в 1812 году.

2 См. книгу “History of German General Staff”, Walter Goerlitz, New York 1955, ASIN B000KNWQ4U